В другом дневнике остались слезы, которые годами проливала из-за Макса, а теперь он звонит мне из Берлина, и он просто такой же несносный болван, как и три, и четыре года назад, только ещё чуть-чуть несноснее. Он несет последнюю чепуху, мурлычет что-то в трубку, и я по сто раз переспрашиваю его: "Что-что? Ви битте?"
Я не могу поверить, что именно этот человек сыграл такую огромную роль в моей жизни.
И меня воротит, воротит, воротит от него, и ничего не движется во мне, ни в голове, ни в груди, ни в животе, ни между ног. Как будто бы его не было.
И я думаю: как долго и тяжело я росла.